Поздний вечер. Эль Тропико. Все в ожидании начала представления.

— Скажу как психиатр. Иногда у меня возникают мысли, которые никак нельзя признать нормальными. Вот скажем Батиста. Он весь день ходил без охраны. А сейчас сидит за соседним столиком. У меня в кармане револьвер. Если я выстрелю в него, его охрана ничего не сумеет предпринять вовремя. И сама эта возможность вызывает довольно ощутимое желание это сделать. Только оттого, что это так просто.
— У меня тоже возникают подобные соблазны — признается доктор Феликс, наш хирург и главврач.

Мы смеемся.

— Этим-то мы и отличаемся от настоящих сумасшедших. То, над чем мы смеемся они делают на самом деле.

Всего за час до этого я познакомил Феликса с моей кузиной Айдой. Она как раз навестила меня, приехав в Гавану с плантаций, и, слушая ее, как мне тогда казалось, забавные рассуждения, я подумал, что в некоторых вопросах политики они сойдутся с моим коллегой. И действительно, эти двое в своих взглядах обнаружили массу общего. Мы шли по проселочной дороге, провожая мою сестру, Феликс и Айда увлеченно спорили, а я посматривал на них, слушал в пол уха и посмеивался. Мне нравилась эта пара.

Следующий день начинался вполне мирно. Мы обошли плантации, поскольку были тревожные слухи об эпидемии лихорадки. Забрали двух больных цефалией, поили крестьян средством от глистов. На самой крайней отпустили наших барышень, а сами пошли дальше в лес — любопытно было поглядеть на повстанцев.

Мы действительно их встретили, обмолвились парой слов и разошлись. Увы, эта ничего не значащая встреча впоследствии сыграла роковую роль в судьбе моей сестры.

Уже в клинике, улучив свободный момент, ко мне подошел синьор адвокат. Он предложил мне нечто, поначалу показавшееся чудовищным. Некую схему, по которой приговоренных преступников вместо того, чтобы казнить, доставляют в клинику, а потом переправляют на соседние острова для того, чтобы испытывать на них новые лекарства. Но, довольно быстро я увидел еще одну возможность заключенную в этом плане.

— А что будет, — крайне осторожно спросил я, — если преступника доставят в клинику, а он, сбежит?
— Думаю, ничего не будет, — с не меньшей опаской вглядываясь в меня ответил синьор адвокат.

Картина предстала передо мной в другом свете.

— Как раз сейчас, — продолжил адвокат, — собираются расстрелять преступника, замышлявшего покушение на Батисту.
— Что за преступник?
— Какая-то девушка с плантаций.

Мое сердце упало. Я понял, кого увижу на городской площади.
Решено было действовать немедленно. Нужно было подкупить какой-то из военных чинов, чтобы в приговоренного стреляли холостыми и после этого доставили тело в клинику. С деньгами на подкуп, которые любезно предоставил синьор адвокат, я помчался на площадь. Мило поздоровался с Батистой, обещал засвидетельствовать смерть преступника и попросил отдать мне тело на опыты, на что тот согласно ухмыльнулся и сказал что-то про развитие медицины. Все шло вроде бы хорошо, еще несколько минут и…

Военный никак не хотел говорить со мной. Но вскоре меня подозвали, отобрали пистолет и документы и арестовали. Чуть позже выяснилось, что в эти самые мгновения Батисте донесли, что видели меня на дороге, беседующего с революционерами, и Батиста решил, что я снабжал их медикаментами. Кроме того, несложно было заметить, что у меня и у моей кузины — одинаковая фамилия…

В камере я увидел Айду. Она была очень плоха. Так избита, что не могла шевелиться и говорить, и не смогла даже кивнуть на мое «привет сестренка».

Я пытался вызвать адвоката, или кого угодно еще, чтобы передать, что план проваливается, чтобы военных подкупил кто-то другой. Но ни адвоката ни других ко мне не пускали. У всех них были явственные признаки паранойи. Айду расстреляли. На моих глазах.

Связанный, я лежал на холодном полу камеры и думал, где достать оружие, чтобы убить Батисту.

Я не знал, что в это время доктор Феликс, под предлогом поимки маньяка-каннибала, сбежавшего из клиники (маньяк действительно сбежал перед всеми этими событиями) увел в лес трех военных, избивавших и насиловавших мою сестру. В тот момент, когда маньяка настигли, доктор Феликс зарезал троих военных прямо на глазах перепуганного каннибала, а потом отправился к повстанцам за помощью в освобождении Айды.

Не знал я и о том, что три группы независимо друг от друга готовили мой побег. Ректор университета прибежал в тюрьму с криками, что срочно нужен психиатр, так как в клинике эпидемия цефалии и пятеро буйных больных готовы все разнести. Наша медсестра Лаура, тем временем, собрала группу единомышленников, собиравшихся штурмовать здание тюрьмы. А синьор адвокат уже договорился с военными о реализации в отношении меня того самого плана, который нам не удалось осуществить с моей сестрой.

Но в этот момент восстание пришло в Гавану, и всем стало не до меня. Объявился доктор Феликс, и меня просто выпустили на поруки. Я направился прямиком к синьору адвокату.

— Ответьте мне прямо, — сказал я. — Вы действительно планировали отдать девушку на опыты, или хотели ее освободить?
— Хотел освободить так же, как собирался после этого освободить вас.
— Значит мы на одной стороне. Я всегда был равнодушен к политике, я и сейчас к ней равнодушен. Но у меня личные счеты с Батистой.
— Вам нужен парабеллум? — понимающе спросил адвокат.

К сожалению отдать пистолет он мне не смог. Из его запасов у него остался один, и он оставил его себе. Но это меня не остановило. Только потом, приходя в себя в собственной клинике, я осознал, что совсем потерял всякий рассудок. С одним ножом за поясом я отправился прямиком к Батисте. В этот момент революционеры уже штурмовали дом Харонов, в котором засела сопротивляющаяся армия. Кругом лежали раненые, и военные, и мирные, шел обстрел с обоих сторон, а я, не глядя по сторонам целенаправленно шел к входной двери. И разумеется получил причитающуюся мне пулю.

Как потом оказалось, в это время наш главврач, которому военные доверяли, находился внутри здания, и резал солдат одного за другим. Наша медсестра тоже была там и помогала ему, она единственная из нас всех действовала не под влиянием эмоций, а исходя из идеи. В тот момент, когда доктор попытался развернуть пулемет его засекли и тяжело ранили. Ранили и Лауру. Впоследствии им удалось выбраться, но это случилось позже.

Федерико Касарес вытащил мое тело из под обстрела и доставил в клинику. И вовремя. Пока наш хирург вместе с медсестрой резали глотки солдатам, а психиатр в невменяемом состоянии бросался под пули, заместитель редактора официальной газеты вместе с персоналом гостиницы Сервантес и другими добровольцами делали то, что должны были делать мы. Оказывали помощь раненым. Эта помощи была неквалифицированна, но они делали что могли и множество спасенных жизней на их счету. Я приходил в себя, а скоро нам в клинику принесли еще одну медсестру, в мирное время частным образом практиковавшей в городе. Во время штурма она перевязывала раненых под обстрелом, в частности перевязала и меня. Как только мы смогли двигаться, мы включились в работу…

Все закончилось и закончилось хорошо. Кругом царило веселье, но ни я ни доктор Феликс не могли радоваться. Мы сидели в Сервантесе и пили спиртное.

— Вы помните я вчера говорил вам о желании выстрелить в Батисту? Сегодня мне это уже не представляется безумием.

Батиста был под стражей, его ждал суд.

Но все опять перевернулось. Шквальный огонь в толпу, груды раненых. Мы выносили их с поля под дулами ружей и несли в клинику. Лаура зашивала одного за другим. По городу ходили отряды американцев и жаждущих мести плантаторов. Среди раненых мы прятали повстанцев, и знали, что рано или поздно вооруженные люди придут к нам. И они пришли. Они требовали выдать им доктора Феликса. Пятеро невменяемых личностей с признаками психопатии и маниакально-депрессивного психоза страстно желали его расстрелять. Нам удалось задержать их у входа и почти насильно выпроводить доктора Феликса через черный ход за минуту до их появления в клинике. Вооруженные люди буйствовали, они желали расстреливать только что прооперированных людей прямо в клинике, и все, что мы могли сделать, это не допустить убийства по крайней мере в стенах больницы. Я несколько раз покидал клинику, ходил за ранеными, и в американское посольство, где тоже были люди, нуждавшиеся в помощи. Там я опять встретился с Батистой лицом к лицу. Он вздумал извиняться:

— Я должен признать, — говорил президент, — что был неправ в отношении вас и зря взял вас под стражу. Хочу принести вам свои, хоть и запоздалые, извинения.

Мы были так близко, а у меня не было пистолета, не было даже ножа. Моя мания никак не могла реализоваться. Я мог только ответить ему:

— Вы убили мою сестру, никакие извинения не компенсируют этого.

Наступил глубокий вечер. Раненые поднялись на ноги, клиника опустела. Я знал, где можно найти синьора адвоката. Он действительно был в Эль Тропико вместе с американской туристкой, также учавствовавшей в наших затеях с выкупами тел.

— Вам нужен парабеллум? — понимающе спросил синьор адвокат.

Как и день назад я сидел в Эль Тропико за столиком и глядел представление. Доктора Феликса не было рядом. Он прятался где-то в лесах. В моем кармане лежал пистолет. Я ждал. Ждал, когда придет Батиста и сядет за соседний столик. Тогда я смогу спокойно подойти к нему и разрядить в него весь магазин.

Тогда я не знал, что президента не будет в Эль Тропико, что его вообще нет в Гаване и на Кубе. Самолетом его увезли в Соединенный Штаты.